Почему лучше бояться заранее, как голова управляет эмоциями и какая она – жизнь без мозга, на лекции в «ОхтаLab» объяснила научный журналист Ася Казанцева. Развилка записала основные тезисы.
Виновата ли Грэйс?
– Тот факт, что вы все тут собрались, ходите на лекции и интересуетесь жизнью, скорее всего означает, что сейчас у вас нет тяжелой депрессии, – сходу объявляет Казанцева и заявляет, что «мозг материален».
Это значит, что даже такая вещь, как чувства, на самом деле возникает в диалоге между двумя его частями: вентромедиальной и дорсолатеральной префронтальной корой.
Первая вызывает эмоции, например, тревогу, а задача второй – подавлять эту «панику-панику-панику» в вентромедиальной префронтальной коре и говорить ей: «Эй, посмотри, тут нет никакой опасности!»
Мозг материален, а значит, если у человека по каким-то причинам повреждена эта самая «зона эмоций», он начнёт по-другому себя вести.
Ученые проводили эксперимент: просили оценить две ситуации по шкале от одного до семи, где семь – абсолютно нормальное поведение.
Ситуация 1: Представьте, Вас зовут Грэйс. Вы с подругой пришли на экскурсию на химический завод и захотели кофе. Подруга говорит: «Принеси мне кофе тоже». У автомата с напитками стоит контейнер с белым порошком, где написано «сахар». Вы берёте две ложки и кладет в чашку подруге, а себе – нет, потому что не любите сладкий кофе. Подруга выпивает и умирает. Оказывается, на заводе перепутали этикетки, а в контейнере был страшный яд. Вопрос: насколько сильно виновата Грэйс?
Ситуация 2: На экскурсии по производству Вы, Грэйс, идёте за кофе. У автомата стоит контейнер с белым порошком, на котором написано «Токсично! Яд! Опасно!» Вы кладёте две ложки в напиток подруги. Она выпивает и остаётся жива. Просто на заводе опять всё перепутали, в банке был обычный сахар. Насколько теперь неприемлемо поведение Грэйс?
В первом случае люди без повреждений в вентромедиальной префронтальной коре говорят, что девушка не виновата – хотя, конечно, и не стоит класть белый порошок в кофе на химическом заводе, во втором – что поведение Грэйс абсолютно недопустимо и не стоит с ней дружить.
В свою очередь испытуемые, у которых по каким-то причинам повреждена вентромедиальная префронтальная кора, судят рационально и исключительно по результату: первый случай кажется им ужаснее, ведь умер человек. Во втором – «ничего такого», подруга жива, и неважно, что там думала Грэйс. То есть ценности обеих групп опрошенных не отличаются по существу – все хотят сохранить как можно больше человеческих жизней. Ключевая разница – лишь в эмоциональном переживании.
По словам Казанцевой, сегодня в лечении пациентов с депрессией всё чаще применяют метод стимулирования дорсолатеральной префронтальной коры: врачи заставляют её работать активнее и подавлять переживания другой, вентромедиальной части «мозгового тандема». Это значит, что мозг пластичен, он работает неоднородно, его можно и нужно контролировать.
Мозг и страх
За страх тоже отвечают головой. История о том, почему жить и ничего не бояться не так уж и хорошо, в нейробиологии стоит в разряде хрестоматийных.
У пациентки С. М. редкое генетическое заболевание: плохо работает кровоснабжение, и маленькая часть мозга амигдала – миндалевидное тело, так называемая «зона страха» – перестала нормально функционировать. Женщина разучилась бояться.
Однажды вечером С. М. идёт через парк в возвышенном настроении, ведь из церкви играет духовная музыка. Вдруг видит – на скамейке сидит человек в наркотическом опьянении. Он её манит, она подходит. Он хватает её за одежду и кричит: «Я тебя зарежу!»
«Ты, конечно, можешь меня убить, но тебе придётся разбираться с ангелами моего Бога!» – слышит он воодушевлённый ответ, удивляется и отпускает.
Когда женщина попала к учёным, они активно её пугали: С. М. восторженно тискала ядовитых пауков и змей, а в Хэллоуин, в главном доме ужасов США, сама напугала актёра, постучав ему по голове. Для одного из испытаний специалисты надели на лицо участникам маску и подавали углекислый газ – это не было опасно, но мозг пациентов думал, что умирает. Выяснилось, что люди с сохранной зоной страха боялись «заранее», как только понимали, что может произойти. Паническая же атака у С. М. и её «коллег» по заболеванию случилась лишь после включения газа.
Мозг боится, чтобы выжить. Приучает нас отпрыгивать от подозрительного заранее и на всякий случай. Ведь с маньяком в парке может и не повезти.
«Это больше не Гейдж»
Поведение, личность, все решения – вина нашего мозга. Учёные поняли это в день рождения нейробиологии, когда 13 сентября 1848 года строителю и укладчику железных дорог Финеасу Гейджу насквозь пробило голову железной трубой. Он лишился глаза, но выжил. Вот только знакомые в один голос кричали: «Это больше не Гейдж!»
По утверждению свидетелей, после травмы американец полностью изменился: скандалил и кричал, много ругался и стал будто бы другим человеком. При этом, уже после окончательного выздоровления, родственники начали замечать, что вспыльчивость и неконтролируемое поведение постепенно исчезают из характера Финеаса, и он лишь немного страдает от амнезии. Так, в 1848 году в мире впервые заговорили о том, что мозг может восстановиться, и подтверждают этот тезис до сих пор. Череп Гейджа хранится в музее Гарварда. Его владелец прожил до 37 лет.
Учёным известен случай, когда женщина с двумя инсультами продолжила жить обычной жизнью и всё ещё знала семь языков. Был ли это феномен, врачи не могут сказать до сих пор: и правое полушарие, и часть левого у пациентки серьёзно пострадали.
Память, речь, координация, характер и социальные навыки сохранились в полном объёме. Значит, мозг сам чинит то, что в нём сломалось.
– Мозг не только материален, он пластичен. Каждый раз, когда мы чему-то учимся, у нас образуются новые нейронные связи. От того, что мы делаем, как мы учимся, двигаемся ли мы, спим ли мы, зависит, многое ли мы можем сделать, – подытоживает Казанцева.
Текст: Ольга Минеева
Иллюстрации: Кристина Василевская
