Семилетний Ваня бежал по квартире, держа в руке игрушечный самолетик. Мальчика неожиданно поднял отец, обнял и показал взглядом на сидящего в углу комнаты деда.

Пиксельные палочки на экране холодильника сложились в цифру два. Феклуша с ужасом открыла глаза – за окном прогремела патрульная машина. В простенке замелькала белая от страха и полупрозрачная от недоедания фигура матери. Через несколько минут в ногах Феклуши уже лежал набитый доверху походный рюкзак. Она выползла из кровати, сопровождаемая взглядами домашних. Громче всех плакала бабушка Зина, которая винила во всём себя.

Савелий всегда был бунтарём и нарушителем правил – вот и сейчас он всё-таки разрешал себе выходить из дома дальше 100 метров, наплевав на карантин. Но всё-таки мурашки бегали по всему его телу, как блошки – ему было страшно.

Рамзул сидел на крыше высотки. Он строил здание на окраине Москвы и считался лучшим рабочим из тех, кто приходил ночью на стройку и, пока никто не видит, доделывал работу за своими официально трудоустроенными коллегами. Он смотрел на восходящее солнце и думал: «Вот бы мне и всем моим друзьям разрешили легально работать». Его мысль прервал звонок телефона. Это был Ойбек – его друг-узбек, работающий на соседней стройке. Рамзул взял трубку:

@big_salam_dikkk сидел на краю какого-то моста в Стамбуле и часто вздыхал от тоски. «Почему ты вздыхаешь?» – говорил ему голос в голове. «Капец, у меня в голосах голова», – отвечал он сам себе. Но на самом деле его терзало одиночество.

Здание редакции «MOD» прорастало из самой благодатной московской почвы в районе Дмитровки. Сколько этажей в нём, никто не знал – подобно атланту, оно держало небо, не позволяя ему упасть. На это были причины: своим зорким оком «MOD» должен был следить за всем, что творится в Златоглавой-Белокаменной.

На часах было далеко за полночь. Мозг автора отдела сатиры уже утратил контроль над руками, которые продолжали печатать… Хотя им давно было выявлено, что мозг – социальный конструкт. В сознании горело только одно слово: дедлайн.

Всё смешалось в доме Никифоровых. Замуж выдавали младшую дочурку Надьку. С утра уже выглаживалась бабушкина фата, крутились бигуди, ресницы наливались цветом. Рук на всё не хватало катастрофически: с начала карантина в квартире осталось трое жильцов – Надька да её пожилые родители.